Бытие, промысл и суд у преп. Максима Исповедника и Прокла
Преподобный Максим Исповедник
В истории христианской мысли преп. Максим Исповедник занимает особое место, его богословие несет на себе отпечаток высокой философской культуры, подчас делающей его тексты трудно воспринимаемыми и темными даже для исследователей. По-прежнему актуален вопрос о философских источниках преп. Максима, и если, например, противооригенистическая линия в его творчестве, очевидно, связана с преодолением среднеплатонистических философских доктрин, повлиявших на Оригена, то она хорошо поддается анализу и оценке[1]. Философская же подоплека некоторых других оригинальных богословских идей преп. Максима остается не до конца проясненной.
Причина кроется в неизученном контексте мышления преподобного, а также в его специфике: преп. Максим почти никогда не излагает те философские доктрины, которые воспринимает или подвергает критике. Возможно, обращаясь к подготовленному в философском плане кругу читателей, он не считает нужным это делать. Тем труднее для исследователя вскрыть в сочинениях Максима Исповедника философский план и понять остающуюся «за скобками» текстов преподобного драматургию его мысли.
Один из таких сюжетов — значение триадического метода соотнесения понятий, которым часто пользуется преподобный. В его творениях можно встретить самые разнообразные триады: «начало — середина — конец», «сущность — сила — действие», «возникновение — движение — покой» и др.
Если в самом кратком виде попытаться охарактеризовать смысл этих построений, то первым мотивом здесь выступает идея причины: любая реальность имеет свое начало. Традиция[2], в которой мыслил преп. Максим понимала начало под знаком единства. Из единого-причины возникает «многое»[3], но само по себе единое-причина не терпит убыли[4]. «Многое», со своей стороны, сохраняет связь с единым т.е. причина присутствует в своих следствиях, соответственно, причастных или подобных причине[5]. Пока действие причины сохраняется, сохраняется бытие того, что от причины. Идея причастности передается как возвращение (сохранение связи) от порожденного причиной к началу, т.е. источнику. «Всякое следствие и остается в своей причине, и исходит из нее, и возвращается к ней»[6]. Всякое бытие, по Проклу, заключает в себе момент пребывания, движения и возвращения. Для преп. Максима такое понимание бытия было естественно в силу сходства задач. Прокл доказывал, как единое присутствует во многом, оставаясь единым, и как многое причастно единому, будучи иным. То же самое было важно и для св. Максима: Бог — причина творения, Он участвует в творении, а творение причастно Богу, но Бог сохраняет свою иноприродность. Человек обоживается (неоплатоническое «возвращение»), но не становится Причиной, как Бог. Все в Боге и Бог во всем[7], но, как уточняет Прокл, «в каждом особым образом». Преподобный Максим пытается христианизировать этот тезис.
Среди триад у преп. Максима выделяется одна «бытие (начало) — промысл — суд». С ее помощью Максим пытается соотнести христианское понимание истории — осмысленного, направляемого Благим Богом процесса — и последующего суда, что очевидно требует автономии, как для Бога, так и для человека, с общей создаваемой на основе неоплатонизма концепцией высшего Бытия-Блага как причины сотворенного. Основой выступает все тот же Прокл[8]. Последний выделял три атрибута богов[9]: бытие, промысл, правосудие. Бытие Прокл, как и Платон, связывает с движением, существующее либо движет, либо движимо, движущее — самобытно, движимое — инобытно. Причина движения тела — Душа, Душа — источник бытия, но причина бытия и движения Души — Ум, а Ума — Единое.
Промысл, по Проклу, забота высшего о низшем:
«В самом деле, потомству всегда свойственно удостаиваться заботы со стороны собственной причины; все же, движимое иным, является потомством самодвижного, и то, что существует во времени… вечное сущее есть причина того, что существует иногда, а божественные и единичные роды, гипостазирующие все множественное, обладают бытием прежде последнего, и, вообще, нет такого множества сущностей или сил, которое не возникло бы благодаря единому. Итак, все перечисленное должно быть предметом промысла для предшествующих причин, поскольку жизнь и движение по кругу во временных периодах оно обретает от душевных богов, благодаря умным наполняется бытием и сущностью, а также приобщается одновременно и к тождественности и к устойчивости собственного облика, а от самых первых богов получает собственное единство, меру и предрасположенность к благу»[10].
Промысл с необходимостью следует из природы высшего, «попечение» — следствие благости богов: «бытие богов получает свою определенность благодаря благу и именно в благе боги обладают своей ипостасью. Промысл же о том, что испытывает недостаток в благе, означает дарование ему участия в последнем»[11]. Таким образом, боги осуществляют промысл «при посредстве только самого бытия»: они, как элементы Ума, просто не могут не желать блага и не сообщать его иному. Суд поэтому неотделим от промысла, промысл — «воспитание», а суд — необходимая корректива для сущего на путях возвращения к Благу. Что же предлагает преп. Максим?
Разделяя в целом идею причинности и движения к Благу, он существенно переосмысляет подход Прокла. У преп. Максима изменяется трактовка «желания блага» для сотворенного со стороны Первопричины: Бог свободно желает блага творению (это основной мотив и творения, и промысла, и суда). Желание блага Богом для сотворенного соответствует дару бытия для мира. Прокл все наделяемое благом-бытием замыкает на Единое. Однако Единое благом как иным не обладает, блага ни иному, ни себе не желает. Воля или желание относится к бытию, а для Прокла Единое выше бытия и небытия. В других ипостасях желания блага, несмотря на образы «попечения», «заботы», «воспитания», по сути, также нет, ведь воля к благу для души восходит к Уму, для Ума к Единому, а Единое не желает, у него нет воли.
Другими словами, в философской парадигме Прокла бытие, промысл и суд настолько интегрированные понятия, что «миф» промысла: боги заботятся о людях, карают порок и награждают добродетель, — к которому изначально апеллирует философ, заменяется на иной.
Промысл и суд — лишь подробности внутрибожественной сферы охватывающей все существующее. Бытие и бытийствующее, промысл и промышляемое, суд и судимое в главном и существенном одно и то же, а значит, в каком-то плане, нет ни промысла, ни суда. Максим Исповедник близок к Проклу в том, что касается описания структур наделения сущих благом-бытием это все та же триада, но в отличие от Проклажелание,изволениеблагаусваивает напрямую Богу.
«Истина и благо <…> обнаруживают Бога. Но [Он предстает] как Истина, когда Божественное изволяет обнаружиться Своей сущностью, потому что истина есть нечто простое, единственное, единое, тождественное, неделимое, непреложное, бесстрастное, не подлежащее забвению и абсолютно непротяженное. И [Бог предстает] как Благо, когда [Он изволяет обнаружиться Своей] энергией, потому что благо — благодетельно, оно промыслительно печется и оберегает всё происшедшее из него»[12].
Прокл
Истина — сущностный аспект бытия Бога, Благо — энергийный, оно «дарует всему сущему бытие, неизменность и движение»[13]. Таким образом, преп. Максиму удается, с одной стороны, избежать прокловского «Бог во всем и нигде». Ведь Бог как Истина и Благо прост и единственен, т.е. Он не только отдельные Его свойства (промысл и суд) или проявления «во всем», тогда как сам Он выше бытия и небытия (случай Прокла). Наоборот, Он сам конкретная Истина и Благо, Промысл и Суд для сотворенного, и коль скоро это так, промысл и суд перестают быть необходимыми структурными элементами сущего — сотворенного.
Действие промысла и суда в полной мере даруется Богом творению, и только так становится «естественным движением» сотворенного. Таким образом, совершенно очевидно отличие идущей от Прокла философской триады «бытие — промысл — суд» и того нового, что внес в этот принцип Максим Исповедник. Можно сказать, что преподобный, оставаясь в интеллектуальном горизонте неоплатонизма, вернул этим понятиям утерянный философией смысл, вернул истину «мифу». Это стало возможно благодаря персоналистическому пониманию Бога. Только Личность, Сущий, а не Единое или Ум (боги Прокла — технический термин для отдельных идей умопостигаемого), может быть Промыслителем и Судьей.
Журнал «Начало» №26, 2012 г.
[1] Начиная с работы Г.У. фон Бальтазара, далее эта линия хорошо разобрана у Л. Тунберга и П. Шервуда.
[2] Этой традицией является неоплатонизм, в особенности философия Прокла. Формулировки из «Основ теологии» стали классическими для христианских авторов как на Востоке (через Дионисия и Максима), так и на Западе, например, через «Книгу причин». Философия Прокла была господствующей школьной традицией в Александрии, где, возможно, ее и воспринял преп. Максим.
[3]«Всякое трансцендентное сообщает от себя существование имманентному. И все имманентные ипостаси зависят от трансцендентных сущностей. Потому что трансцендентное, которое имеет значение монады, поскольку принадлежит самому себе, a не другому и поскольку изъято из имманентного, порождает способное быть имманентным». Прокл. Первоосновы теологии. 23, 25–26 // Прокл. Первоосновы теологии, гимны. М., 1993.
[4] «Все производящее производит вторичное из-за совершенства и преизбытка силы». Там же, 27.
[5] «Все существующее каким бы то ни было образом существует или сообразно причине изначально, или как наличное бытие, или сообразно причастности как подобие». Прокл. Первоосновы теологии 65.
[6] Там же. 35.
[7] «Всякая обособленная причина одновременно и повсюду, и нигде». Там же. 98.
[8] Параллель в этом вопросе обнаружил Ю. Черноморец в своей монографии «Византийский неоплатонизм от Дионисия Ареопагита к Геннадию Схоларию». Киев, 2011.
[9] Прокл. «Платоновская теология» I, 14–16 // Прокл. Платоновская теология. СПб., 2003.
[10] Прокл. «Платоновская теология» I, 15.
[11] Там же.
[12] Творения преподобного Максима Исповедника. Книга 1: Богословские и аскетические трактаты. М., 1993. С. 162.
[13] Там же.