Вера и Церковь
По поводу статьи Н.Ксавье «Глубинное значение секуляризации»
«Где двое или трое собраны во имя мое, там и я посреди них». Таково евангельское обетование богоприсутствия. Оно в главном определяет положение человека в этом мире: не заниматься каким-либо богоискательством, но устремлять всю свою жизнь к узкому пути личного спасения, ведь возможность богообщения въяве дарована верующему там, где собран народ Божий во имя Божие.
Отец Ксавье Николя проводит рискованную параллель, связывает несвязуемое, когда говорит, что если «христианину придется жить в секуляризованном мире, в социальном устройстве и культуре которого Бог отсутствует», то это значит, что «верующий должен нести свою человеческую истину в мире, как если бы Бог не существовал». Такое присущее католицизму мирочувствование, чрезмерное внимание к явленному миру противоречит восточно-православному аскетическому духу, а появление понятия «человеческой истины» опасно сближает эту позицию с сектантским протестантизмом, который низводит всю полноту божественного Откровения до уровня своеобразного персонального пристеркодекса.
Если когда-либо мир был христианским, если раньше в социальном устройстве общества присутствовал Бог, то зачем была нужна почти двухтысячелетняя история монашеских подвигов спасения, к чему был обращен их призыв не прельщаться миром, если достигнуть Бога, а таким образом и спасения, можно было поднимаясь по лестнице социальной иерархии. Христианская государственность ничего не давала человеку в опыте веры, в лучшем случае она могла способствовать созданию некоторых внешних условий, и если о. Ксавье Николя говорит, что «вера не имеет более внешней опоры», что «она загнана внутрь себя», то мы должны сказать, что она никогда и не имела внешней опоры и внутрь себя она была «загнана» еще самим Христом (см.: Мф.6.5—9).
Социальное устройство, государственность сродни для христианина понятию «природы». Мы вполне можем подразумевать одно и то же, когда произносим слова «природа» и «мир».
Стержневая идея статьи в том, что мир переживает богооставленность, но миру свойственно переживать эту богооставленность. Ведь за грехопадение Адама Богом проклята природа, но не человек. Природа и человек находятся в неравных отношениях к Богу и между собой. Природа ожидает искупления, и человек ответственен за нее. Он не имеет права искать защиты у природы, искать откровения в мире. Скорее мир ожидает своего преображения в человеке, через человеческое. Именно через человека совершает Господь свой промысл о мире, но не наоборот.
Отец Ксавье Николя пишет: «Бог Библии всегда остается для верующего скрытым Богом». Он как бы ищет некое место в мире, место богоприсутствия, вокруг которого могли бы собраться христиане; и, не находя его, говорит, что мы оставлены Богом в мире для испытания зрелостью. При этом предполагается, что раньше все было иначе, и лишь теперь времена изменились. Но в сущности мир всегда оставался одним и тем же. Никогда в мире не было надежды человеку. Бог является среди людей, появление же Бога в природе грозит катастрофой. В LIV Божественном гимне преподобного Симеона Нового Богослова есть такие слова: «Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня». Понимаете, сверх надежды! — не на что опереться в мире, негде искать богоприсутствия; но чрез веру, что собирает христиан во имя Господа.
Нужно также отметить, что означает «зрелость» человека перед лицом Бога. Зрелость, совершеннолетие — это непременно богоотступничество, это волевое самоутверждение твари, невозможное без богоборческого импульса. Сохранить веру можно лишь оставаясь детьми пред Богом. С детством связаны основные христианские добродетели. Почувствовать себя взрослым в вере — значит впустить умышленно неверие и открыто вступить с ним в диалог. Строго говоря, мы попадаем здесь в вынужденную и неизбежную ситуацию, в которой всякий раз оказывается верующий разум — для него позади, в детстве, остались и наивная вера, и чистота, и бесстрастность мысли. Вера его теперь переживается и окончательно оправдывается в долгом пути познания истины — выговаривании, споре и прояснении сущего — в библейском пути волхвов. Он тоже призван узреть лик Господа, но вся бесконечность его задачи в том, чтобы среди миллионов звезд, светящих ему и манящих его, узреть единственную звезду — Вифлеемскую — и пойти на ее свет. И вот, чтобы действительно найти ее, а не затеряться и не потерять себя в звездном песке, нужно в какой-то момент снова стать ребенком: доверчиво раскрыться указующему слову Господа. И тогда путь будет стоить своей цели. Но для этого обязательно нужно стать ребенком. Или, если нет верующему разуму пути назад, то старцем. Библейские волхвы — старцы. Старость воскрешает добродетели детей. Нужно излечиться наконец от недуга совершеннолетия, иначе он погубит в нас все человеческое.
Статья о.К.Николя важна для нас тем, что она ставит проблему наиболее актуальную для современного религиозного сознания, проблему сохранения веры под натиском мира; дабы окончательно не соблазниться миром.
В католицизме эта проблема заявлена в бонхофферовской формуле: «переживать перед лицом Бога его отсутствие». Если мы попытаемся сформулировать ее в нашем понимании, то смысловой вектор проблемы будет направлен в иную сторону. Для православного сознания по контрасту с бонхофферовской формулой эта проблема могла бы звучать так: переживать перед лицом мира его отсутствие. Здесь перед нами открывается совершенно другое смысловое поле, внятное традиции православной, согласное с ней. Снимается проблема веры и неверия внутри человека, но ставится проблема иная, извечная: проблема самой возможности диалога верующего, а в более широком смысле — Церкви, и неверующего мира, происходящего в душе человека. И не диалога, конечно, а смертельной схватки.
Журнал «Начало» №1 1994 г. СПб.