Страницы истории греков Малой Азии XIX века

Церковь есть « Тело Христово всегда ломимое».[1]

Святейший Патриарх Алексий I (Симанский)

Святейший Патриарх Алексий I, думается, очень точно выразил состояние Русской Православной Церкви, пережившей сильнейшее гонение в XX веке. Церкви, жизнь которой он метафизически представляет в качестве исторически непрерывной Литургии, наполненной страданиями Христа и Его последователей. Длительным и страшным по своим последствиям на Руси был период монгольского ига, которое продолжалось более двух столетий, то есть с XIII по XV в. Но было и еще одно иго, которое как явление мировой христианской истории глубоко трагично, — иго турецкое. Начало турецкого ига в отношении греков-христиан, принадлежавших юрисдикции Константинопольской Церкви, и других христианских народов Малой Азии обычно связывают с падением Константинополя в 1453 г., то есть с серединой XV в. Для греков-переселенцев в Россию из Османской Империи оно продолжалось с середины XV в. и до первой половины XIX в., т.е. около 400 лет. Однако, учитывая подвижность границ Византии, можно говорить и о более ранней дате начала ига для христианского населения городов, расположенных на окраинах Империи, — это приблизительно 1000-й г. от Р.Х. Об этом, в частности, говорит история находящегося на востоке Византии Эрзерума:

Современный Эрзерум

«Эрзерум соответствует древнеармянскому городу Карин (или Гарин-Калаба), имя которого греки переделали по-своему в Карано (а арабы — в Каликала). Византийский император Анастасий I (491–518 г.) укрепил его и дал ему имя Феодосиополя. В 502 г. город временно находился во власти персов, точно так же и в конце VI в., когда значительная часть его жителей была переселена в Гамадан. В 647 г. его завоевали арабы, с которыми из-за него неоднократно вступали в борьбу греки, но вскоре после 1000 г. он был последними окончательно оставлен. В 1047 г. лежавший по соседству древнеармянский город Ардзн был разрушен персами, и жители его бежали в Карин, который с этого времени стал называться Ардзн-Рум (а по-гречески Арзен), и уже из этого имени с течением времени образовалось Эрзерум. В 1201 г. Эрзерум попал в руки сельджуков, а в 1247 г. достался монголам; в 1472 г. он вместе с Великой Арменией перешел под персидское владычество, а в 1522 г. областью этой овладели турки»[2].

И по продолжительности и по тяжести иго нанесло ощутимый удар Константинопольской Церкви, греческой культуре, образованию, языку. Отказ от перехода в ислам без преувеличения превращал христиан в экономическом и культурном отношении в угнетаемую часть населения. У турок для христиан была своя категория — райя[3] (арабск. ra’aja — множ. число от слова ra’ijet — «стадо») или скот. Как пишет И.Х. Кессиди,

«суровое указание (как минимум) перенять или язык, или веру (по-турецки “я дылын, я дыцын”) в особенности коснулась цалкинских переселенцев»[4].

То есть выбирать приходилось между культурной и экономической изоляцией и отказом от православной веры. Восточные вилайеты[5] Османской Империи и, в частности, Эрзерум отличались фанатично настроенным турецким населением. В стихотворении янычара Амина-Аглу, которое известно русскому читателю в вольном переложении А.С. Пушкина в «Путешествии в Арзрум», автор подчеркивает контраст между утратившим турецкие традиции Стамбулом и, наоборот, следящим за их чистотой Эрзерумом[6]:

Стамбул отрекся от пророка;
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил.
Стамбул для сладостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.

В нем веры чистый жар потух,
В нем жены по кладбищам ходят,
На перекрестки шлют старух,
А те мужчин в харемы вводят,
И спит подкупленный евнух.

Но не таков Арзрум нагорный,
Многодорожный наш Арзрум;
Не спим мы в роскоши позорной,
Не черплем чашей непокорной
В вине разврат, огонь и шум.

Постимся мы: струею трезвой
Святые воды нас поят;
Толпой бестрепетной и резвой
Джигиты наши в бой летят.
Харемы наши недоступны,
Евнухи строги, неподкупны,
И смирно жены там сидят.

Несмотря на утрату родного языка многими греками-христианами из восточных вилайетов Османской Империи, сохранение Православной веры, как нам видится, было важнейшей составляющей национальной идентичности во враждебной культурной среде. В поездке на Кавказ в 2003 г. мне довелось слышать, как на турецком языке молилась 100-летняя православная гречанка из Цалки. Величие и ценность этого примера состоит в том, что вынужденный отказ от родного языка в исторической перспективе не является препятствием сохранения Православной веры. Любовь ко Христу и Его Церкви, в страданиях пронесенная греками через столетия, оказалась сильнее злой воли завоевателей.

Возможность основать новые поселения, строить храмы, свободно исповедовать христианство открылась для греков на территории Российской Империи после русско-турецкой войны 1828–1829 гг. По Адрианопольскому мирному договору 1829 г., несмотря на успешный характер военной кампании, Россия оставила часть завоеванных турецких земель, в том числе и земли в области Трапезунда (нынешнего турецкого Трабзона) и Эрзерума. Греки восточных турецких вилайетов участвовали вместе с русскими в боевых действиях против турок. В связи с планируемым отходом русской армии, опасаясь мести османов, они обратились к командующему Отдельным Кавказским Корпусом генералу-фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу (1782–1856) с прошением о переселении в Россию[7].

Отметим, что еще в 1810 году по инициативе грузинских властей в Тифлисе был создан Комитет по переселению населения из Турции на Кавказ[8], работа которого была поддержана русским правительством. «Вследствие приложенных Комитетом усилий уже в 1813г. удалось переселить около ста семей в грузинское село Цинц-Каро, недалеко от Тетри-Цкаро, до этого разоренное Ага-Магомет ханом»[9]. Как отмечает Н.Г. Волкова,

«посредством греческих эмиграций из Малой Азии успешно проводился на деле политико-стратегический замысел Российской империи на пограничных с Турцией территориях Грузии: постепенно концентрировать все новые христианские группировки, которые могли в случае необходимости оказать поддержку христианским державам»[10].

От Трабзона до Эрзерума пешим колоннам переселенцев пришлось преодолеть где-то около 300 км, а от Эрзерума до Цалки через Ахалцихе около 500 км. Обратившись к «Путешествию в Арзрум» Пушкина, мы читаем там, что поэт примерно в то же время проезжал Ахалцихе. Вот его впечатления:

«Переехав через гору и спустись в долину, осененную деревьями, я увидел минеральный ключ, текущий поперек дороги. Здесь я встретил армянского попа, ехавшего в Ахалцык из Эривани. “Что нового в Эривани?” — спросил я его. “В Эривани чума, — отвечал он, — а что слыхать об Ахалцыке?” — “В Ахалцыке чума”, — отвечал я ему. Обменявшись сими приятными известиями, мы расстались»[11].

Лицейский друг Пушкина Иван Иванович Пущин (1798–1859) воевал в Особом Кавказском Корпусе под командованием графа Паскевича. Пушкин проделал большой путь через весь Кавказ и встретил Пущина в войсках ко времени взятия Эрзерума:

«Полки наши пошли в Арзрум, и 27 июня, в годовщину полтавского сражения, в шесть часов вечера русское знамя развилось над арзрумской цитаделию… Пробыв в городе часа с два, я возвратился в лагерь: сераскир и четверо пашей, взятые в плен, находились уже тут. Один из пашей, сухощавый старичок, ужасный хлопотун, с живостию говорил нашим генералам. Увидев меня во фраке, он спросил, кто я таков. Пущин дал мне титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился мне, сказав через переводчика: “Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются”. Восточное приветствие паши всем нам очень полюбилось»[12].

Современная Цалка

В другом фрагменте Пушкин говорит о встречающих русских армянах: «Армяне шумно толпились в тесных улицах. Их мальчишки бежали перед нашими лошадьми, крестясь и повторяя: “Християн! Християн!”»[13]. О греках же Пушкин в своем произведении не говорит ни слова. Действительно, Эрзерум, изначально древний армянский город, был заселен греками в период Византийской империи и назван Феодосиополь (VI в.). Однако последующие исторические изменения привели к тому, что в первой трети XIX в. население Эрзерума составляли и греки, и армяне, и турки. После войны 1828–1829 гг. христианское население Эрзерума резко сократилось. Более точную идентификацию национальной принадлежности христиан-переселенцев из Эрзерума и Трапезунда можно установить по факту наименования храмов, построенных в России.

Кампания 1828–1829 годов была одной из лучших военных операций России против Турции. В результате усилий И.Ф. Паскевича христиане-переселенцы из Малой Азии заняли некогда пустовавшие от постоянных набегов турок земли триалетского нагорья нынешней Цалки:

«Согласно утвержденному 22 октября 1829 г. положению “О принятии помещиками Грузии поселенцев, выходящих из заграницы, и о водворении их на собственных землях”, для облегчения обустройства предусматривалось освобождение переселенцев на первые шесть лет от казенных податей и три года — от земских повинностей… К концу 1831 г. в районе Цалки образовалось 18 греческих селений. В местах переселения, заботясь, в первую очередь, о постройке жилья, греки по мере возможности восстанавливали и грузинские церкви, храмы, отвечающие их верованиям. Переселение греков из Турции продолжалось и в последующие годы. В 1864 г. в Грузию прибыло еще 500 семей»[14].

Важную работу по систематизации и описанию построенных греками храмов на территории Цалкинского района XIX–XX в. предпринял П.А. Карагезов. В 2000-м году вышла его книга «Православные храмы Грузии (Цалкинский район)». П.А. Карагезов приводит список, в котором около 240 храмов, часовен и памятных святых мест Цалкинского района XIX–XX вв. с фотографиями некоторых объектов. Часть из них исторически связаны с древними грузинскими святыми местами, но эта информация требует уточнения. По состоянию на 2000 г. в районе действовало 26 православных храмов. В самой Цалке — главном греческом поселении — два действующих храма: Великомученика Димитрия Солунского и Рождества Пресвятой Богородицы (ныне в юрисдикции Грузинской Православной Церкви). В других греческих селах храмы и часовни посвящены Господским и Богородичным праздникам и ранним христианским святым. Они также находятся в юрисдикции Грузинского Патриархата; храмы посвящены Великомученику Георгию Победоносцу (с. Авранло), Святителю Николаю Чудотворцу (с. Ахалик), Сорока мученикам (с. Башков), мученикам и бессеребренникам Косьме и Дамиану (с. Едикилисса), Успению Пресвятой Богородицы (с. Джиниси), Великомученику и целителю Пантелеймону (с. Ливад), Трем святителям Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоустому (с. Олянк), Святой Троице (с. Санта), Преображению Господню (с. Тяк-Килисса), Великомученице Екатерине (с. Тарсон). Полный список приведен в книге.

В связи с миграцией греков население Цалкинского района увеличилось с нескольких сотен человек в начале XIX-го века до почти 30-ти тыс. чел. к концу 80-х годов ХХ-го века:

«В 1989 году в Грузии было 100 тыс. греков (1,9% всего населения). Они составляли большинство в Цалкинском районе — 27 тыс. чел. (61,0%). Армянское население района 28,5% жителей, азербайджанцы (5,1%)… В 2002 году численность греков в нашей стране[15] сократилась до 15 тыс. человек (0,3% ее населения). Из них в Тбилиси проживает около 3800 чел., в Аджарии — 2200, в Квемо Картли — 7500, в том числе в Цалкинском районе — около 4600 чел. В настоящее время в этом районе большинство составляют армяне»[16].

Возвращаясь в XIX в., заметим, что важным условием развития в Цалке греческих поселений следует считать те возможности, которых не было в Турции. Это организация начальных духовных школ и училищ и в целом возможность доступа к образованию в Российской Империи. Панкратий Папунидис, в частности, говорит о том, что участие священнослужителей в деле начального духовного образования в Цалкинском округе сыграло свою положительную роль. Например, священник Василий Фотов в 1840 году открыл школу в собственном доме. В указанной школе о. Василий учил детей прихожан чтению и пению на греческом языке. В 1858 году открыта специальная греческая сельская школа, где преподавали чистописание, русский и греческий языки, основы церковных канонов и церковное пение. Школа к концу XIX века стала самой известной и популярной по всему округу. Уровень подготовки позволял поступить в семинарию и продолжить обучение в гимназии. Например,

«Лазарь Котанов, сын Цалкинского священника-грека, закончив четыре класса Тифлисской духовной семинарии в 1882 году, перешел в гимназию. По окончании которой успешно сдал экзамены и поступил в Киевский университет имени святого Князя Владимира. В 1890 году, успешно окончив университет, защитил докторскую диссертацию. Перевел с русского на греческий язык книгу “Микробиология” Академика Российской Академии наук М.А. Афанасьева, на что хорошо отозвалась греческая пресса»[17].

Наследники понтийских греков в современном турецком Трабзоне

Какова же была в XIX в. жизнь греков Константинопольского Патриархата, остававшихся в Турции? Подробные исследования на эту тему можно найти в монографии проф. А.П. Лебедева (1845–1908) «История Греко-Восточной Церкви под властью турок», где рассматривается исторический период от падения Константинополя и до завершения XIX в. А.П. Лебедев работал в архивах Константинопольской Патриархии, изучал работы западных авторов, делал личные наблюдения, путешествуя по Ближнему Востоку. Проф. Лебедев сравнивает русскую и греческую религиозную жизнь с акцентом на критику положения дел у греков, что некоторыми его современниками было, в свою очередь, воспринято критически, о чем он сам пишет в автобиографических записях в конце жизни. Тем не менее, факты, что приводит Лебедев, имеют для нас высокую ценность и могут быть по-новому осмыслены с учетом тематической направленности настоящей статьи. А именно, указания на последствия турецкого ига для жизни греков в Османской Империи. Например, в отношении духовного образования в Турции Лебедев приводит ссылку на греческого писателя о. Константина Экономоса (1780–1857), который свидетельствует:

«Невежество низшего клира простиралось так далеко, что из 1000 священников едва ли 10 могли подписать свое имя; кто же из них умел или мог писать, тот уже считался за ученого и потому в знак своей учености носил при себе чернильницу. Между 180 архиереями, которые, за исключением титулярных епископов, составляли высший клир Восточной Церкви, едва ли 10 обладали надлежащим образованием; из остальных 170-ти тридцать или сорок если и были образованы, то все их образование ограничивалось только одной греческой словесностью и чтением (в точном смысле слова) Св. Писания и св. отцов»[18].

Для нас совершенно очевидно, что это происходило не потому, что греки не хотели учиться, но из-за тех крайне неблагоприятных для учения условий, в которых они были вынуждены находиться под турецким игом. На самом деле доступ к образованию был, но возможности как самих учащихся, так и духовных школ Константинопольской Церкви были ограничены. Другой фрагмент у Лебедева подтверждает этот вывод:

«Некоторые западные писатели именуют греков “библиотекарями древности”: у таких библиотекарей духовенство, в особенности высшее, не могло быть людьми некнижными, незнакомыми с книгой: этого и не было. Патриарх Досифей говорил, что у греческих архиереев “книги вместо вотчин”… <…> Благодаря книге и наследию культурности от времен древних греческое духовенство отличалось значительной религиозной толерантностью и ясным религиозным смыслом. Вот несколько примеров. Православные патриархи заходили в Армянскую церковь и прикладывались здесь к иконам (“Проскинитарий Арсения Суханова”, с. 55). Они же заходили в церковь франков (римо-католиков), причем играл орган, а патриарх кланялся иконам (там же, с. 56), при каждении же ему он осенял рукой римско-католическое духовенство (там же, с. 56). Когда иноверный патриарх посещал обитель, где пребывал православный патриарх, то этот последний встречал гостя с крестным ходом и целовался с гостем; для чего отверзались врата храмов, он мог входить в них (храмы), причем православное духовенство пело: “Достойно есть” (т.е. входное), ему дозволялось вступать через Царские врата и лобызать св. престол (там же, с. 66). Митрополиты совершали освящение воды на реке в Богоявление вместе с римско-католическим епископом (там же, с. 358). В православных храмах при патриаршем служении одновременно присутствовали православные, римо-католики и армяне — и патриарх заведомо благословлял всех их как чад своих (там же)»[19].

Конечно, возможность такого сближения христиан иных исповеданий в Османской Империи можно объяснить не чем иным, как все тем же игом. Иго в определенной степени толкало христиан греческого, армянского и католического исповеданий навстречу друг другу. Но важно отметить, что это сближение не означает отступление от веры, потерю религиозной идентичности. Вот и еще один фрагмент у Лебедева, подтверждающий эту мысль:

«Патриархи не считали зазорным для себя посещать, например, армянское духовенство, вкушать с ними вино и плоды… Дружественность отношений Православия и иноверия простирались иногда так далеко, что, например, православный и армянский патриархи сидели вместе и “ели из одного блюда”; мало того, патриархи эти провозглашали друг задруга здравицу, причем оба пили и целовались в уста»[20].

В частных вопросах религиозной практики, как пишет Лебедев, «греческие иерархи обнаруживали ясный религиозный смысл»:

«Если, например, русскому обществу XVII в. казалось непозволительным в какой-нибудь крайности для служения литургии употреблять вместо просфоры простой хлеб того же качества, или отпевать покойника в день воскресный и праздничный, или же священнику служить литургию после мытья в бане, то патриарх Иоанникий находил все подобные взгляды неосновательными. Если тому же русскому обществу представлялось греховным “есть хлеб бусурманов” и жить в их домах, патриарх Досифей рассуждал, что ни в том, ни в другом нет никакого греха. <…> Греческие епископы, митрополиты и патриархи сами принимали на исповедь мужчин и женщин, они же венчали их браки. В их кельи открыт был свободный доступ по всякому делу — монахиням, боярыням, девам. Подобно мирянам, иерархи в пост употребляли и раков, и устрицы, и омары, и другие суррогаты рыбы, что, на взгляд русских людей того же времени, представлялось “гадостью и скверной”. Близостью пастырей к пасомым и происходящим отсюда доверием пасомых к пастырям объясняют то отрадное явление, что в Греческой церкви никогда, ни при каких обстоятельствах не возникало расколов…».

Одно из важных наблюдений проф. Лебедева, на которое следует обратить особое внимание, состоит в том, что

«греческому духовенству в изучаемое нами время недоставало должного образования, но это духовенство обладало культурностью, заменявшей для него образование»[21].

Подводя итоги, отметим главное, на наш взгляд, в отношении греков-переселенцев из Османской Империи. Казалось бы, из-за упорства в сохранении Православной веры в условиях турецкого ига они веками находились на грани выживания, потеряли родной язык. Но в действительности именно сохранение Православия открыло возможности для начала новой жизни в Российской Империи в XIX в. Строительство храмов, организация начального духовного образования в достаточно скромных материальных условиях свидетельствует о возрождении греками в России христианских традиций, которые они сохраняли на протяжении столетий.

Журнал «Начало» №30, 2014 г.


[1] Цит. по: Валентин Асмус, протоиерей. Принципы богословского подхода к истории // Исторический вестник. №9–10. 2000. С. 65.

[2]  Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб., 1904 г. Том XLI (41). С. 9.

[3]  Там же.

[4]  И.Х. Кессиди. Я родом из Сайты. СПб.: «Петрополис», 2008. С. 14. (Цалкинские переселенцы — греки, вышедшие из Турции и основавшие поселения в Грузии в первой пол. XIX в. Цалка в переводе с грузинского — отдельно стоящее поселение).

[5]  Так назывались турецкие территориальные единицы или губернии.

[6]  А.С. Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 тт. М., 1960. Т. 5. С. 455.

[7]  В кампанию 1828–1829 гг. на втором направлении в Валахии успешно воевал один из предков Святейшего Патриарха Алексия II (Ридигера) генерал-адъютант Федор Васильевич Ридигер (1783–1856).

[8] Гараканидзе И. История переселения греков в Грузию (XVIII–XIX вв.). Тбилиси, 2000. С. 178.

[9]  Там же.

[10] Волкова Н.Г. Греки Кавказа // Понтийские греки. Издание Центра понтийско-кавказских исследований при факультете истории, социологии и международных отношений Кубанского государственного университета. Краснодар, 1999. С. 18.

[11] А.С. Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года // А.С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 тт. М., 1960. Т. 5. С. 435.

[12] Там же. С. 452.

[13] Там же.

[14] Михайлов М.А. Культура и быт греков Грузии. Автореф. диссертации на соискание ученой степени канд. исторических наук. Тбилиси, 1983. С. 24.

[15]  Речь идет, разумеется, о Грузии.

[16] Мамука Комахия. Греки Грузии: Миграция и социально-экономические проблемы // Журнал социально-политических исследований «Центральная Азия и Кавказ». №6 (42). 2005. С&СС Press, Швеция. С. 174.

[17]  Волкова Н.Г. Цит. соч. Краснодар, 1999. С. 27.

[18]  Лебедев А.П. История Греко-Восточной церкви под властью турок. От падения Константинополя (в 1453 г.) до настоящего времени. СПб., 2012. С. 45.

[19]  Там же. С. 48. (В цитируемом нами тексте сохранены ссылки А.П. Лебедева на использованные им источники.)

[20]  Там же. С. 49.

[21]  Там же. С. 49.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.