Ещё одна тема для перемены ума. О новой книге Е.А. Евдокимовой

Данная работа представляет собой не столько анализ книги Е.А. Евдокимовой «Избывая “бессмертную пошлость”», сколько попытку увидеть в ней связь с современным кризисом, о котором вот уже не менее века говорят все науки. Но, невзирая на то, что и сама книга обнаруживает себя причастной к такому состоянию человечества, в ней все же присутствует глубокая христианская составляющая, дающая знать о себе стремлением к его преодолению.

Ключевые слова: избавление, кризис, пошлость

Кажется, я не скажу ничего доселе неведомого, если начну с того, что человечество пребывает в глубочайшем кризисе. Философы назовут его кризисом субъективизма, богословы — религиозности и веры. Эту же ситуацию зафиксирует и культурология. Книга Е.А. Евдокимовой «Избывая «бессмертную пошлость» [1], по сути, бьет в ту же самую точку кризиса. И как-то все это уж давно не ново и, признаться честно, стало чем-то привычным, переставшим на самом деле вызывать настоящее беспокойство. Напротив, оно возникает тогда, когда о кризисе перестают говорить. Тем более что такого рода разговоры продолжаются не менее века, и никакие доводы, аргументы, доказательства не являются достаточными, чтобы коренным образом повлиять на сложившуюся ситуацию. Парадокс именно в том и заключается, что все правы в одном и том же, но при этом никто не в состоянии преодолеть кризис. Уже давно возникло топтание на одном месте и вера в иллюзию, что «все будет хорошо». Но, если задаться вопросом «о каком кризисе идет речь?» или «что именно преодолевает человек; что есть то, что мы именуем кризисом?», становится ясно, что никакого кризиса не существует. И в таком случае совсем уж непонятно, о чем именно говорят философы, богословы и культурологи. Но неужели XX-го века, а вслед за ним и последних десятилетий не достаточно, чтобы удостовериться в объективной достоверности тотальности его наличия?

Сказать, что книга Е.А. Евдокимовой в полной мере проливает окончательный свет на эту проблему, я и могу и не могу одновременно. С одной стороны, книга действительно об «избавлении» от пошлости человеческого существования. Но, с другой, она шокирует кризисностью, которую в самом себе обнаруживает автор и которую из самого себя пытается избыть. Как будто бы это все тот же самый «заново изобретенный велосипед» философского субъективизма и богословской религиозности, но уже на дорогах культурологии. Я никак не могу утверждать, что фраза «спасти нельзя, спастись бы самому» [2, с. 27] всего лишь неудачная формулировка, выпадающая из контекста содержания книги. Но именно это и ставит меня перед трудностью, с которой приходится мириться, удерживая себя от более опасных формулировок. Более того, именно своей парадоксальностью книга вызывает и интерес к ней, и отклик на нее, рождая в памяти ассоциации с настоящим кризисом. Но прежде все же необходимо более чётко проговорить, что именно стоит за смутой «кризиса», которая по-новому осветилась для меня при прочтении книги.

По сути, я веду к тому, что проблема «кризиса», о котором настойчиво говорят одни и от которого упорно отрекаются другие (обе реакции верны!), вытекает из трудности метода его обнаружения и фиксации. Либо же от постановки вопросов, которые будут лежать в основе такого метода. Их можно свести всего к двум: «почему?» и «как?». Очертим их вслед за Гуссерлем как установки: «философская» и «практическая».

В своей работе «Кризис европейского человечества и философия» Гуссерль обращает внимание на методологический кризис, в котором обнаруживают себя науки. В том числе и метафизика. Но что стоит за фактом такой формы человеческого существования?

«Три века эмпириоматематизма принудили разум интересоваться только изобретением приборов для уловления феноменов — понятийных сетей, которые обеспечивают разуму определенное практическое господство и некое иллюзорное постижение природы, так как мысль разрешается не на уровне бытия, а на уровне самого же чувственного. Продвигаясь, таким образом, вперед не путем присоединения истин новых к истинам добытым, а через замену изношенных приборов новыми, манипулируя вещами без их понимания, наступая мало-помалу, но неотвратимо на реальность, одерживая всегда частичные и временные победы, втайне все более и более проникаясь вкусом к материи, с которой оно хитрит, — современное мышление развило в себе, в низшей области научного миросозидания, некий многогранный и удивительно изощренный контакт с вещами и изумительный охотничий инстинкт. Но в то же время оно стало жалким, ослабло и разоружилось перед лицом своих собственных объектов; недостойным образом мышление отрекается от них и не способно теперь охватить вселенную разумных очевидностей иначе, как систему хорошо смазанных шестеренок» [3, с. 109].

Гуссерль обращает внимание на тот факт, что науки перестали подвергать сомнению то, о чем сами говорят. Можно сказать и так, что они учат, как жить, не утруждая самих себя вопросом того, что есть сама жизнь. Именно такому «варварскому» пути противопоставлял дух философии Гуссерль. Поскольку именно философия есть «не что иное, как универсальная наука, наука о мировом целом, о всеохватном единстве всего сущего» [3, с. 125], т.е. наука о самом бытии.

Кажется, что в своей книге Е.А. Евдокимова продолжает укоренившуюся в науках линию дела-делания в парадигме вопроса «как?». То есть, каким образом избывать пусть и неизбывное. Но дело не так просто. Существует огромный соблазн при соприкосновении с пошлостью ввести ее в то пространство (в философию или богословие), внутри которого она с присущей ей легкостью получит свое существование в форме изживания и аннигиляции тех же форм, в которые человек сам ее привел. И автор книги убедительно демонстрирует, что теме пошлости следует оставаться лишь в том формате, который единственно способен удержать ее как предмет исследования без последствий для самой себя. Таким форматом является культурология, где роль предмета в известном смысле превышает роль субъекта. Любая же перспектива установить ее, пошлости, субъектное основание неминуемо приведет к обрушению в пошлость самого автора. Сартр, например, уж точно не верил, что его метафизика ведёт к пошлости, и обрушивался на пошлость. Но именно к последней собственная философия и привела Сартра. Он оказался в характерной для пошлости ситуации самолюбования, которую очень тонко воспроизвёл Пушкин в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях»: «свет мой, зеркальце! скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?». Учитывая влияние Сартра и близких к нему мыслителей, можно смело сказать, что пошлость не последняя по значению черта «кризиса человечества». Тем самым, в книге Е.А. Евдокимовой сокрыто нечто, что позволит нам иначе взглянуть на кризис в своем истоке и на тему его преодоления. Кризис непреодолим, но Е.А. Евдокимова, вводя тему «избывания», занимает в его отношении духовно продуктивную позицию. Эта позиция реализуется в пределах культурологического анализа, но имеет безусловное основание в богословии. Обратимся к догмату о Боговоплощении.

Воистину Боговоплощение и есть бытие! Как ни прискорбно это признавать, такого рода заявления сегодня есть удел не многих. Тех единиц, к числу которых можно отнести и Е.А. Евдокимову, которые ясно видят, что «мир во зле лежит», а сам человек набрался опыта этого не замечать. Но вся эта полнота бытия, вся палитра человеческих эмоций, в которой ужас смерти переплетается с радостью преображения, а горечь слез и одиночества насыщаются сладостью умиления и встречи — все это есть мир Боговоплощения, мир Богоприсутствия, мир Откровения Бога о Себе Самом. Мир чуда: личной встречи с Тем, Кто вочеловечился, чтобы человек обожился. Мир богословия, вектор познания которого задан самим Христом.

И все же, продолжая вглядываться в историю человека, наивно с моей стороны было бы утверждать, что такого рода эмоционально-интеллектуальный восторг возможно удержать, опираясь только на Откровение. Без Апостола Фомы все очень легко возвращается к мифологическому внутреннему переживанию безначально-бесконечной сущности Бога, изливающей Свою благодать на собственное творение. Это не христианский мир, не Истина во плоти, а миф, в котором невозможно грехопадение. Мир судьбы, в котором все предопределено и Адам ни в чем не виноват, ибо «это жена, которую Ты мне дал, она дала мне и я ел» (Быт. 3,12). Но это то пространство, к которому Фома неверующий не имеет никакого отношения.

Можно много и долго полемизировать на тему отношения к Апостолу Фоме и по-разному относиться к его неверию. Но именно Христу принадлежат слова призыва: «подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои» (Ин. 20,27). Кто-то возразит, сославшись на неверие апостола. Другие согласятся с тем фактом, что санкция на такого рода сомнения, на иной вектор познания, идущий не от Христа к человеку, а от человека ко Христу, олицетворен в Фоме и благословлен Христом. Человек не оставлен Богом в своем дерзновении на то, чтобы вложить свои перста в Его тело. И в этом величайшая Любовь Божья, впускающая в себя дерзновения на сомнение, на неверие и познание. И эта Любовь не человеческая, а Иисус Христос и Бог, и Человек, потому что Он благословляет человеческое, возникшее в мире людей задолго до Его Воплощения, не разрушенное Его смертью и во всей свое полноте состоявшееся по Его Воскресении — стремление человека познать Истину.

Кажется, что книга Е.А. Евдокимовой в своём максимуме именно об этом. Пошлость в ней не исследуется как какой-то самостоятельный и полный собственного значения предмет. Ведь в этом случае даже культурологический подход сам по себе вовсе не несёт в себе сегодня гарантии того, что та самая пошлость не завладеет самим исследователем. Сегодня можно привести многие примеры такой «пошлой» культурологии. Одновременно она и не осуждается громогласно, что также может свидетельствовать о проникновении пошлости в собственное «Я» автора. Ещё раз обратим внимание на слово «избывание», подразумевающее постоянный труд по отодвиганию наваливающейся на нас пошлости от самих себя, постоянное пристальное внимание к происходящему и духовную трезвость. Да, кризис непреодолим, по крайней мере, по нашим сегодняшним силам, но этот момент вовсе не закрывает для нас горизонта Истины, в которой зла нет. И он не закроется для нас, если мы как следует потрудимся, «избывая бессмертную пошлость», без иллюзии, что одержали окончательную победу над ней.

Журнал «Начало» №34, 2017 г.

Литература:

1. Евдокимова Е.А. Избывая «бессмертную пошлость». Опыт художественной литературы. СПб.: «Церковь и культура», 2016.
2. Маритен Ж. Избранное: Величие и нищета метафизики // Пер. с франц. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.
3. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994.

V.A. Kuhta

One more subject for the mind change.
About the new book of E.A. Evdokimova.

This work represents not so many analysis of the book of E.A. Evdokimova «Destroying “immortal platitude”» but the attempt to see in it the connection with modern crisis about which all sciences are talking about no less than a century. But, regardless of that the book finds itself involved in such condition of mankind, there is nevertheless a deep Christian communication with how it is overcome.

Keywords: destroying, crisis, platitude